Позволю высказать предположение, что природа еще недолго останется той же, что и при Маркове. В нем (в театре) всегда существовал конфликт между творчеством и не-творчеством, искусством и не-искусством. В самом себе молодой Станиславский разглядывал и запоминал моменты творчества – из анализа этих редких моментов выросло его учение. Оно возникло как противовес грубой (это слово Станиславского) реальности театра и жизни. Об этой реальности Марков, надо полагать, знал не меньше нас. "Он остро чувствовал драматизм театра, его природную жесткость.(Это я цитирую статью А. Михайловой, - Н.К.)Драматизм сломанных или несостоявшихся актерских судеб, драматизм профессии режиссера – это он прекрасно ощущал. Жестокость театральной конкуренции, фатальность случайностей – это он знал досконально. Неотвратимость увядания когда-то живых и мощных театральных организмов, неминуемость смены идей и поколений – это он видел, пережил. Может быть, поэтому он был так близок к самой сути театра и не боялся ее".
Н.К.